Искусство обольщения - Кэтрин О`Нил

– Кто-то должен был производить оружие, – заметил Ричард.

– Не пойми меня неправильно. Вначале мы гордились этим, даже хвастались. В честь моего отца устраивались приемы. Сам президент Линкольн наградил его медалью и похвальной грамотой. Наши соседи хотели выдвинуть его в конгресс. И такое отношение продолжалось в течение нескольких лет после войны. Но потом, постепенно, это отношение начало меняться. Из зависти к состоянию моего отца многие добрые люди в Гринфилде начали шептаться о том, что богатство свое он нажил на крови молодых американцев. Когда мне было десять лет, бостонская газета напечатала длинную статью, в которой перечислялись все сражения, послужившие росту состояния Колдуэллов, с указанием числа погибших в каждой из этих битв. Вскоре после этого обезумевшая женщина, потерявшая в битве при Шило троих сыновей, остановила моего отца на улице и публично назвала его убийцей.

Ричард сжал руку Мэйсон.

– Это несправедливо.

– Справедливо или нет, подобные случаи стали повторяться с пугающей регулярностью. И мать, и отец принимали все это близко к сердцу. Отец старался делать вид, что его это не трогает, но о том, что происходило у него внутри, можно было лишь догадываться. Он становился все более желчным, злым и пристрастился к алкоголю. Мама, будучи очень чувствительной и артистичной натурой, была близка к саморазрушению. Все так называемые подруги ее бросили. Она стыдилась нашей состоятельности, того, что имели мы и не имели другие, того, что скрывали мы от мира за высоким забором нашей усадьбы. Мать стала фаталисткой. Часто она повторяла одни и те же слова: «Твой отец хотел стать самым крупным промышленником в Новой Англии, и он преуспел. Будь осторожна со своими желаниями, Мэйсон». Следующие десять лет нашей жизни были особенно трудными. Мама, наконец, раскрыла мне глаза. Я узнала о той печати позора, что лежала на нашей семье, когда мне исполнилось тринадцать. Когда она отвезла меня в Геттисберг. Она хотела, чтобы я поняла, в тени какой тучи я родилась, и осознала, что своей жизнью я должна каким-то образом смыть это позорное клеймо, это семейное проклятие. Мама научила меня рисовать и работать маслом, и я с самого начала влюбилась в живопись. Мне нравились покой и умиротворение, нравилось, когда мы обе тихо писали вместе. То был способ уйти от мира, который мне теперь казался уродливым и страшным. Мама возила меня с собой на художественные выставки в Бостон и Нью-Йорк, чтобы показать, что делают другие художники. Это было чудесное время. Но всякий раз, когда мы возвращались, нам приходилось расплачиваться. Отец обвинял мать в том, что она пытается сделать из меня такую же чокнутую, как она сама. Он говорил мне, что живопись сделает меня жалкой, такой же, как мать. Между тем отец пил все больше.

Он тоже пытался вырваться из враждебного окружения, но по-своему…

– Что в конечном итоге стало с твоими родителями? – спросил Ричард.

– Мать умерла, когда мне исполнилось восемнадцать. Я винила в том отца. Я наговорила ему такого, что и представить страшно. Я сказала ему, что он убил ее, как в свое время убил тех мальчишек в Геттисберге. Я действительно это сказала.

Отец был раздавлен моими словами, потому что, как я теперь понимаю, он любил меня. Но тогда я видела в нем лишь источник наших бед. Я взяла и выплеснула ему в лицо все, что о нем думала. У моей матери было небольшое состояние, которое она унаследовала от своих родителей, и она мне его завещала. Я получила наследство и отправилась в Бостон, а затем в Париж.

Когда я уезжала из страны, отец попытался дать мне денег, но я не взяла их. Я сказала, что не притронусь к его кровавым деньгам. С тех пор мы больше ни разу не говорили. Несколько лет назад я получила письмо от поверенного отца, в котором сообщалось, что он утонул во время кораблекрушения у берегов Бразилии.

– Корабль назывался «Симон Боливар»?

– Откуда ты знаешь?

– Об этой катастрофе много писали. Тогда действительно погибло много народу.

– Мой отец был одним из тех людей.

– Выходит, вы так и не помирились?

– Нет. И сейчас я понимаю, как была несправедлива, взвалив на отца вину за жестокости войны. В конце концов, он служил своей стране и хотел покончить с рабством. Несправедливо было делать из него козла отпущения только за то, что он преуспел в своем деле. Жаль, что я ему этого не сказала. Но в то время мне не хотелось ему этого говорить. В тот момент мне хотелось лишь отстоять честь матери и смыть пятно позора с нашей фамилии. Я подумала, что, если я смогу найти способ собрать весь ужас моего прошлого и переплавить во что-то красивое, мир меня за это полюбит. Через какое-то время ко мне пришло это видение. Но его было недостаточно. Потому что, какое бы удовлетворение в связи с этим не испытывала я лично, миру было глубоко наплевать на мои проблемы.

Ричард нежно улыбнулся:

– Зато теперь они поняли.

– Да, поняли. Потому что я лгала и мошенничала, потому что я решила прийти в бессмертие коротким путем, срезав углы. Вот об этом я и пытаюсь тебе сказать. Мое прошлое, мое детство и юность оставили у меня в душе зияющую пустоту. И потребность заполнить эту пустоту привела меня в Париж, заставила меня творить, а когда подвернулась возможность, подвигла схватить удачу за хвост: глядишь, вывезет. Но правда, к которой я пришла, состоит в том, что слава, хоть и пришла ко мне, не заполнила пустоту. Она, эта слава, лишь заставила меня испытать еще большую неприкаянность, и она, эта слава, привела нас к тому, что мы сейчас имеем. Если меня чему-то и научила вся эта авантюра, так только тому, что успех, известность и деньги не панацея. Ни от чего не панацея. Вместо того чтобы заполнить пустоту в моей душе, они сделали эту дыру больше. Единственное, что может заполнить пустоту, – любовь. Моя любовь к тебе. Остальное просто бессмысленно. Вот что я поняла. Вот чему научил меня мой опыт.

– Возможно, ты просто сейчас все это так воспринимаешь, но…

– Нет. Своими картинами я избавлялась от той темной, непонятной тоски. Теперь они для меня ничего не значат. Они просто нечто. Я теперь на другой стороне. Ты, Ричард, излечил меня от потребности выражать то свое видение, излечил от потребности получать хорошие оценки за старания. Любовь к тебе научила меня тому, что пустоту в душе мы заполняем, отдавая любовь, а не получая ее от других.

Глаза Ричарда подернулись дымкой. Он вытянулся рядом с Мэйсон на кровати и обнял ее.

– Спасибо, – хрипло проговорил он. – Спасибо за то, что доверяешь мне, что делишься со мной самым сокровенным.

Спасибо, что любишь меня. Я даже не могу выразить, что чувствую.

Мэйсон прижалась к Ричарду, а он ласково гладил ее по волосам. Мэйсон чувствовала, как сердце ее переполняется любовью к нему.